ПАМЯТИ СЕМЕНА ФАРАДЫ

С Семеном Львовичем Фарадой я познакомился в 1984-м году. Я поехал брать интервью у только что покинувшего Театр на Таганке Вениамина Смехова. Вениамин Борисович был безутешен и на все мои деловые предложения ответил отказом. Интервью, правда, дал. Немного расстроенный, я забрел в Комитет молодежных организаций Москвы. Там на втором этаже я с удивлением обнаружил офис телевизионного клуба "Что? Где? Когда?", из которого вышел живой герой тогдашнего времени - Борис Еремин (помните, один из лучших знатоков клуба?). Через двадцать минут мы сидели в подвальном кафе и пили из кофейных кружечек водку с пепси-колой таллиннского производства - дальней родственницей настоящей пепси-колы. Еремин говорил: "Ворошилов - гений. Но заработать он нам не даст. А тайком ехать в Ригу - опасно, кто-нибудь настучит и нам крышка. Вот тебе номер телефона, Фарада Семен Львович, артист Таганки. Это то, что тебе нужно..."

 

Самое время объяснить, чего, собственно, мне было нужно. Будучи избранным в общественный совет рижского молодежного кафе "Аллегро", я решил вернуть ему джазовое и театральное прошлое. И если с джазом дела обстояли неплохо (у нас даже Раймонд Паулс играл, и приписанное к Вильнюсу гениальное трио - Вячеслав Ганелин, Владимир Чекасин и Владимир Тарасов , - и многие другие известные джазисты, то театральное прошлое воскресить не удавалось. И тогда я поехал в Москву. Я был готов предложить хорошему актеру: путешествие из Москвы в Ригу и обратно в спальном вагоне (выезд в четверг, возвращение в понедельник), питание по высшему разряду, и... две тысячи рублей в обмен на семь концертов за два с половиной дня.

 

Я не понимал, почему отказался Смехов (потом он, правда, передумал). Но первым в Ригу поехал именно Фарада. Я ничем не рисковал: только что прошла премьера "Формулы любви" и в его Маргадона влюбилась вся страна. "Уно, уно, уно, уно моменто..." - пели даже в ресторане Всесоюзного Театрального общества и в Доме журналиста.

 

Короче, я набрал подаренный Ереминым номер и изложил Фараде суть дела.

 

Он сказал:

 

- Привет? "Гамлета" видел?

 

- Не видел, - соврал хитрый я.

 

- Ну приходи к служебному входу в шесть тридцать. А после спектакля поговорим.

 

Тогда в театре работали такие звезды как Готлиб Ронинсон, Николай Губенко, Алла Демидова, Рамзес Джабраилов, Валерий Золотухин, Зинаида Славина, Инна Ульянова, Марина Полицеймако, Леонид Филатов,и Иван Бортник, Александр Филиппенко, Иван Дыховичный, Виталий Шаповалов, Наталья Сайко, Анатолий Васильев, Леонид Ярмольник, Алла Балтер, Эммануил Виторган и Сергей Арицибашев. Я смотрел на них с благоговением. Но Фарада истолковал мой взгляд по-своему: "Ну что, как купец смотришь? Вот пропуск. Я играю второго могильщика. Это очень мощная работа, роль, требующая предельной концентрации. Встретимся здесь же, после спектакля".

 

Позднее выяснилось, что концертная ставка Семена Львовича - 19, если не ошибаюсь, рублей. Предложение заработать две тысячи за три неполных дня ввергло его в продолжительное и, как мне показалось, мучительное раздумье. Конечно, думал я (пока думал он), Фарада опасается: только что - такой оглушительный успех, популярность, а тут непонятно кто предлагает бешеные деньги, может ОБХСС...

 

Оказалось, Фарада просто держал театральную паузу. Жена - актриса, любимый сын Миша должен заниматься музыкой, боксом, английским. Деньги нужны.

 

- Я бы и за пятьсот поехал, - сказал он, когда мы ударили по рукам.

 

Сразу скажу: мы не нарушали никаких законов. Фарада дал пять концертов на ведущих предприятиях Риги, причем дважды выступал в рабочий полдень на прокатных станах в присутствии трех тысяч человек, которые решили не обедать, а послушать и посмотреть на Маргадона всего за рубль. Продажу билетов организовывала комсомольская организация предприятия. Ко всеобщему согласию составлялись соответствующие договоры. Еще не привыкший к славе Фарада робел, завидев тысячные толпы.

 

- "Уно моменто" давай! - кричали строители коммунистического завтра.

 

Помимо песни, Семен Львович исполнял репризы и читал Горина. Залы рычали от смеха. Еще три концерта Фарада дал в "Аллегро" - для своих. И заслуженно получил больше, чем договаривались. Прощаясь он сказал:

 

- Если за эту махинацию меня не посадят в течение трех месяцев, я снова приеду.

 

И он приезжал, и много раз, и жил у нас, и мы жили у него, а уж после Фарады в Ригу потянулся звездный караван столичных актеров, режиссеров и музыкантов.

 

Однажды (это было перед отъездом в Америку, решались вопросы с голландским посольством) мы на несколько дней остановились у Фарады на Садово-Черногряжской с женой и четырехлетним сыном. Ида Давыдовна Фердман ("урожденная Шуман", как говорила она, таинственно намекая на что-то... - Неужели? - шепотом спросил я в первый раз ее сына? - Нет, - ответил он тоже шепотом..., ты находишь, что она похожа на саксонку?), так вот - великолепная Ида Давыдовна давала обед. Синенькие, фаршмак, цимус, классический куриный бульон с клецками из мацы, вареная курица с картошкой. На сладкое - штрудель.

 

- Мама, - сказал Семен Львович, - Саша уезжает в Америку.

 

- А, - с сарказмом отозвалась Ида Давыдовна. - Сейчас подам репчатый лук кольцами. Чтобы мы плакали из-за этого... Сашенька, дай вам Бог удачи. Вы правильно делаете...

 

Затем Ида Давыдовна поставила на стол графин с водочкой. Водочки в графине было граммов тридцать.

 

- За эту благую весть надо выпить! - объявила Ида Давыдовна и умудрилась разлить водку всем, кроме моего сына.

 

Мы мирно беседовали. Затем Семен Львович сказал:

 

- Саша, я показывал тебе новый сценарий Горина?

 

- Нет, - догадался обо всем я.

 

Мы вышли в чуланчик, в котором Фарада любил работать. Он молча достал бутылку водки и две огромные рюмки из хохломы.

 

Спустя десять минут Фарада спросил:

 

- А показывал ли я тебе первые фотографии спектакля "Добрый человек из Сезуана"?

 

- Нет, - снова ответил я.

 

- Понимаешь, - сказал он мне, - я не хочу расстраивать маму. Я не пью при ней. Ему было тогда 55.

 

- Сашенька, - доверительно говорила мне Ида Давыдовна спустя еще пять выходов в чуланчик. - Вы так благотворно влияете на Сеню... Утром у него было ужасное, подавленное настроение. А сейчас он весел и беспечен... На самом деле жаль, что вы уезжаете. А еще - у вас очень интересная и приятная жена. У Сени на работе ее бы уже украли. Берегите ее...

 

Я никогда не называл его Сеней, только Семеном Львовичем. Между нами была разница в 26 лет и две недели. Но я ее не чувствовал благодаря ему.

 

День рождения Фарады - 31 декабря. Он говорил:

 

- Меня никто не поздравляет в трезвом виде...

 

Однажды он предложил:

 

- Хочешь, я соберу у себя друзей, а ты сделаешь что-то вроде "Театральной гостиной". Так в рижской "Осе" (а я вел юмористическую рубрику в газете, которая называлась "Советская молодежь"), появились интервью и очерки с Хазановым и Гориным, Аркановым и Жванецким, Быковым и Ярмольником... Там же Фарада познакомил меня с другом детства - Владимиром Ресиным, служившим, кажется, начальником Московского инженерно-строительного треста, ныне вице-мэром Москвы. Ресин рассказывал еврейские анекдоты.

 

- Его мама - Роза Вольфовна, отец - Иосиф Гилимович, - не волнуйся, - объяснял Семен Львович.

 

...Последний раз мы виделись в ресторане покойного Ролана Быкова "Ностальджи". Мы с женой и Мишкой приехали уже из Америки. "Новый Свет" уже выходил ежедневно.

 

- Давай я буду лицом твоей газеты, - предложил он.

 

Я сфотографировал его, читающим мою газету. Мы сидели и болтали до ночи, а потом вышли на московский мороз.

 

- За руль не сяду! - сказал он. - Машину оставим здесь. Давайте ловить такси.

 

Моя жена подняла руку. Мимо, не останавливаясь, пролетали таксомоторы.

 

- Милочка, - сказал Семен Львович, когда мы основательно замерзли. - Отойди от проезжей части. Смотри и учись...

 

Фарада снял шапку и подошел к краю тротуара. Первая же машина затормозила и пошла юзом. Укротив стального коня, таксист выскочил из-за руля:

 

- Фарада, садитесь...

 

- Отвезешь моих друзей в гостиницу, - сказал он, расписываясь у таксиста на ладони.

 

- А вы? - спросили мы.

 

- А мне в другую сторону...

 

Мы обернулись, он стоял и махал нам рукой.

 

Больше невредимым я его не видел. Только мимолетом, после инсульта в 2000-м, который настиг Семена Львовича на следующий день после похорон Григория Горина (кстати, именно он рассказал мне тайну псевдонима Горина - "Григорий Офштейн Решил Изменить Национальность"). Фарада в октябре 2000-го был очень плох и, врать не стану, меня не узнал.

 

Он бы, конечно, не дожил до 20 августа 2009 года, если бы не Марина Полицеймако. И не Мишка, которого Семен Львович любил совершенно безумно. Но особенно, - Марина. Которая прожила нелегкую жизнь с очень своеобразным, ранимым, талантливым и увлекающимся человеком, к которому поздно пришла слава, который всегда был на вторых ролях - даже в
знаменитом театре-студии Марка Розовского МГУ "Наш дом", которого разглядел Юрий Петрович Любимов, который нее потерялся в созвездии Таганки и которого любили все.

 

Фарада постоянно копался в себе и всегда был недоволен своими работами. В 1999-м году ему присвоили звание "Народного артиста России". Я позвонил ему и поздравил.

 

- Не понимаю за что? - сказал он.

 

- За то, что вы блестящий артист и любимец народа. Потому вы и народный, - сказал я.

 

- Вот и мой Мишка слово в слово так мне сказал, - удивился Фарада. - А то в наградной книжке написано: "За большие заслуги в области искусства". А у меня их нет...

 

Вчера Семена Львовича похоронили на Троекуровском кладбище Москвы. А я почему-то вспоминаю, как в один из его приездов в Ригу мы накрыли стол и ждали, пока водитель привезет Фараду с вокзала. Время шло, наконец позвонил Паша:

 

- В чем дело? - спросил я.

 

- Приезжай, - сказал он. - Я бессилен что-либо сделать. Он полчаса раздает автографы.

 

Я жил неподалеку. Подъехав, я увидел огромную толпу народа, которую бывший офицер Паша Степичев со своими дородными друзьями гнал к автомобильной стоянке, как пастушьи собаки гонят стадо. В эпицентре толпы я заметил человека в кепке. Потом Паша схватил его на руки и понес в машину. Толпа скандировала: "Спа-си-бо!".

 

Дома он сказал: "Когда популярность приходит поздно, очень хочется понежиться в ее лучах подольше. Извини, что так получилось..."

 

Он звонил жене:

 

- Маша, ты знаешь, люди кричали "Спасибо!". Значит, все хорошо?

 

Все хорошо... Кроме того, что вас с нами больше нет, Семен Львович. Но за то, что были - великое спасибо. И светлая вам память...

 

Александр Этман.

 

Фото автора.